Кажется, месяцы подготовки к экспедиции пролетели куда быстрее, чем часы ожидания встречи с Севером, проведенные в автобусе.
Крупные листья сменяются иголочками, белые в крапинку стволы темнеют иустремляются к небу. Пушистыми подушками рассыпался олений мох (хотя он и не мох вовсе, как биолог скажу вам).
Автобус вот-вот взлетит. Особенно ощущаешь это на поворотах, когда каждым сантиметром вжимаешься в кресло от маааленького страха и большого нетерпения встречи.
Завидочку прерывает звонок отца Иоанна:
«Нам еще два часа, не меньше… Кажись, не успеваем», - так «Первая Всенощная» превращается в «Первую Литургию», а автобусная спевка становится квартирно-полуночной…
***
Родные стены. Каменный пол, так заботливо охлаждающий нас летним знойным утром. Печка, откусившая зимой кусочек платья. Все тоже, будто и не расставались с храмом на полгода. Только вот служим обновленным составом в Воскресенском пределе и одеты чуть скромнее - сняли валенки и многочисленные слои пуховиков.
Часы все также завораживают. Вновь подсматриваю в часослов через плечо «человека в черном», где знакомые буковки сливаются в благозвучные слова. А вокруг уже собираются ребята. Оказывается, нас так много, что за каждый голос отвечает не один, и даже не двое.
«Отче наш» звучит сегодня по-особенному празднично. Оглядываюсь, а храм полон народу! Кажется, столько людей мы встретили здесь только ночью на Рождество. Позже все они выстраиваются на причастие. Слава Богу! К этому моменту как раз просыпается голос, потому в концерте высокие фа можно брать уверено, но все еще аккуратно.
Зимой мечтала подняться на колокольню, постоянно окутанную белым дымом печки. Мечтаю и теперь, но мечта эта уже не кажется такой недосягаемой. Она вот-вот обретет форму, цвет, нужно лишь больше решимости…
Крупные листья сменяются иголочками, белые в крапинку стволы темнеют иустремляются к небу. Пушистыми подушками рассыпался олений мох (хотя он и не мох вовсе, как биолог скажу вам).
Автобус вот-вот взлетит. Особенно ощущаешь это на поворотах, когда каждым сантиметром вжимаешься в кресло от маааленького страха и большого нетерпения встречи.
Завидочку прерывает звонок отца Иоанна:
«Нам еще два часа, не меньше… Кажись, не успеваем», - так «Первая Всенощная» превращается в «Первую Литургию», а автобусная спевка становится квартирно-полуночной…
***
Родные стены. Каменный пол, так заботливо охлаждающий нас летним знойным утром. Печка, откусившая зимой кусочек платья. Все тоже, будто и не расставались с храмом на полгода. Только вот служим обновленным составом в Воскресенском пределе и одеты чуть скромнее - сняли валенки и многочисленные слои пуховиков.
Часы все также завораживают. Вновь подсматриваю в часослов через плечо «человека в черном», где знакомые буковки сливаются в благозвучные слова. А вокруг уже собираются ребята. Оказывается, нас так много, что за каждый голос отвечает не один, и даже не двое.
«Отче наш» звучит сегодня по-особенному празднично. Оглядываюсь, а храм полон народу! Кажется, столько людей мы встретили здесь только ночью на Рождество. Позже все они выстраиваются на причастие. Слава Богу! К этому моменту как раз просыпается голос, потому в концерте высокие фа можно брать уверено, но все еще аккуратно.
Зимой мечтала подняться на колокольню, постоянно окутанную белым дымом печки. Мечтаю и теперь, но мечта эта уже не кажется такой недосягаемой. Она вот-вот обретет форму, цвет, нужно лишь больше решимости…
